Европа… Словно в клаустрофобической картине Ларса фон Триера мы погружаемся в ее гниющие язвы. Февраль 2015-го. Еще не догорело пламя мятежных украинских республик, а мы уже ощущаем приближение чего-то более масштабного, грандиозного, что начнется без всяких объявлений и перевернет нашу жизнь с ног на голову. Европа исчезнет. Но пока она еще здесь, с нами. Бум… бум… бум… бьется сердце Европы, напоминающее седую брюссельскую капусту. Бум… бум… бум… Цените момент. Кто знает, сколько это бум-бум продлится. Memento mori. Думайте о смерти Европы. Бесстрастно орудуя скальпелем, мы вторгаемся в ее внутренности и копошимся лучшими специалистами по геополитической анатомии. Опустошитель #15, самый неиностранный и самый женственный выпуск тревожного журнала, препарирует Европу Ларсом фон Триером, Аготой Кристоф, Николаем Трубецким, Гейдаром Джемалем, Марусей Климовой, Натэллой Сперанской, Михаилом Трофименковым, Жюли Реше, Аполлинарией Туминой и тому подобными. Они делают с Европой что хотят, словно та уже развалилась на части или вообще умерла.
Европа… Словно в клаустрофобической картине Ларса фон Триера мы погружаемся в ее гниющие язвы. Февраль 2015-го. Еще не догорело пламя мятежных украинских республик, а мы уже ощущаем приближение чего-то более масштабного, грандиозного, что начнется без всяких объявлений и перевернет нашу жизнь с ног на голову. Европа исчезнет. Но пока она еще здесь, с нами. Бум… бум… бум… бьется сердце Европы, напоминающее седую брюссельскую капусту. Бум… бум… бум… Цените момент. Кто знает, сколько это бум-бум продлится. Memento mori. Думайте о смерти Европы. Бесстрастно орудуя скальпелем, мы вторгаемся в ее внутренности и копошимся лучшими специалистами по геополитической анатомии. Опустошитель #15, самый неиностранный и самый женственный выпуск тревожного журнала, препарирует Европу Ларсом фон Триером, Аготой Кристоф, Николаем Трубецким, Гейдаром Джемалем, Марусей Климовой, Натэллой Сперанской, Михаилом Трофименковым, Жюли Реше, Аполлинарией Туминой и тому подобными. Они делают с Европой что хотят, словно та уже развалилась на части или вообще умерла.